Давным-давно, в советские времена, когда жили мы вчетвером в полуподвальной комнатке 14 кв.м с печкой и удобствами на улице, мой отец решил, что я должна стать музыкантом. Играть на фотепиано, выступать на сцене и носить длинные бархатные платья. Почему он так решил, мне не ведомо. Может, мечта у него такая с детства была. Но в нашей 14-метровой комнатке появилось пианино. Коричневое, блестящее, называлось "Иваново", а к нему прилагался ещё чёрный, тяжёлый, железный, крутящийся стул.




Выдающихся музыкальных способностей у меня не наблюдалось. От слова "совсем". Нет, выступать на сцене и носить красивые бархатные платья я хотела, даже играть на пианино была согласна. Но ведь этого мало, чтобы стать хорошим музыкантом. Надо иметь талант.

Однако, на экзамене в музыкальную школу я не попадала в ноты и не могла пропеть только что сыгранную мелодию. И только с ритмом всё было в порядке. Нет, медведь на моих ушах не танцевал. "Внутри себя" я слышла правильную мелодию, но вот воспроизвести её не получалось. Как бы то ни было, экзамен я провалила и в музыкальную школу не попала. Но отец сдаваться не хотел и я услышала слово "хозрасчёт". Было решено отдать меня на хозрасчётное отделение той же музыкальной школы.

Боже мой! Я до сих пор с содроганием вспоминаю годы обучения "музыке". Мне хотелось гулять, читать книги, заниматься в спортивной секции. Но "музыка" съедала всё время. Фортепиано, сольфеджио, музлитература, хор. Домашние задания. Я тихо ненавидела свою картонную папку для нот, сами ноты, всех композиторов, гаммы, сонаты и адажио. Но отец "за меня платил деньги" и отказаться от музыкальной каторги было невозможно.

Как раз в то время в нашем городе открылось художественное училище и художественная школа. Мои подружки, с которыми мы жили на одной улице, поступили туда. Они были старше меня на два года и теперь у них были свои, особенные разговоры про акварель, охру и качество простых карандашей. А ещё, у них были мольберты.

Рисовать я всегда любила. И получалось это у меня не плохо. Девчёнки, привыкшие к нашей дружной уличной компании агитировали меня присоединиться к ним. И вот весной, на следующий год, я, ничего не говоря родителям, пошла поступать в художественную школу.

Вот просто так зашла в кабинет директора и сказала, что хочу здесь учиться.

Сейчас я представляю, как удивился директор, увидев 10-летнюю девчёнку без сопровождения взрослых в своём кабинете. Тем не менее, он объяснил, что я пришла рано, они принимают детей только с 5 класса, а я только что перешла в 4-й. Однако, я резонно заметила, что рисовать можно и в четвёртом классе.

Как бы то ни было, меня допустили к экзаменам. Их было два. Живопись и рисунок. На первом экзамене рисовали зелёный эмалированый чайник акварелью. А на втором - кувшин простым карандашом.

Наверное, нарисовала я хорошо, потому что в художественную школу меня приняли. Осталось только прийти с родителями, написать заявление по всей форме.

И тут меня ждал облом. Отец не хотел дочь-художника. Он хотел пианистку, тем более, что уже "деньги плачены". Ни мои слёзы, ни мамины уговоры не действовали. И в новом учебном году мне опять пришлось играть гаммы и ходить на сольфеджио. И в следующем тоже.

Я закончила музыкальную школу. И после этого не подходила к инструменту много лет. Пианист во мне умер.

Я хорошо помню этот свой детский опыт. Поэтому никогда не навязвала своим детям никаких занятий против их воли и давала попробовать разные виды деятельности. И спорт, и музыку, и рисование.

А ещё, я всё равно очень рада, что моя дочка занимается в художественной школе. Сама, потому что ей так нравится и она этого хочет.
И пианино у нас тоже есть. Иногда я играю. Но очень редко.